Я ехал в Петербург в купе с двумя мамашами будущих первоклассников.
До глубокой ночи они обсуждали сумасшедшую тему: с этого года в Питере ребенка можно отдать в школу только по месту прописки!
То есть это крепостное право, да! — шушукались они. Вот ты живешь по эту сторону дороги, а английская спецшкола по другую сторону дороги — и все. Ты в эту спецшколу ребенка не можешь записать. Потому что твоя прописка в другом микрорайоне. Настоящее рабство. И твой самый талантливый в мире ребенок — он как Тарас Шевченко. Который от помещика не может уйти! Хотя прописка вообще незаконна! Но у нас такая страна! Все законы писаны на туалетной бумаге!.. Да у наших депутатов ни совести, ни ума, ни детей!.. (По интонации было ясно, что они говорят не только о питерских депутатах, хотя я понимал также, что они даже не представляют, имеют ли депутаты отношение к их истории.)
Эти мамаши, познакомившиеся в поезде час назад, не просто шумно и возмущенно шептались — они на моих глазах образовывали партию войны, причем с двумя фронтами, исповедующими разные стратегии. Первая мамаша делала ставку на фиктивную временную прописку — ей уже сказали, что это возможно, у всех гастарбайтеров такая липовая фиктивная прописка, благодаря чему их дети будут ходить в хорошую школу. Ужас-ужас-ужас: представляете, ваша кровинушка приходит в школу, где с первого класса — английский, my name is Ivan, потому что у половины родителей прицел, конечно, на учебу в Англии, а за партами — сплошные my name is Ravshan или как там? — Jamshoot! Нет, вы представляете?! Ладно, в школе под окном, но уже и в английской гимназии, говорят, половина черных!
Я тихо вздохнул.
Я хорошо знал, каково это, честному русскому человеку: приехать в столицу старой, доброй Англии и обнаружить там бесконечных Равшанов, Мохаммедов, Вишванатанов и Янеков. Ну, или диких северян из Ливерпуля, ливерпадлианцев (они так и называются: Liverpudlians — все эти люди, вместо «а» произносящие варварское «у», «ливерпудлианз»!). То есть мамашу, дай бог осуществиться ее планам, еще ждало открытие, что бывают космополитичные города… Тяжко, конечно. Но это я к слову…
Вторая мамаша исповедовала иное. Ее ребенок был записан в приготовительную детсадовскую группу при лицее. И она платила за дополнительные программы, за иностранный язык с пяти лет, а на самом деле, конечно, за зачисление в лицей. В который до этого года можно было попасть лишь двумя путями. Первый — для дураков — был такой: в нужную ночь приходить к лицею, жечь костры, чтобы с утра, когда официально начнется запись, попробовать попасть в список (а скорее всего не попасть: потому и дураки). А второй — как раз через детсад, директриса которого, не будь дура, не захочет терять доход, тем более, сами понимаете, мы… (тут вторая мамаша переходила на неразличимый шепот). В общем, идея второго фронта была объединяться с директрисой детсада и подкрепляться финансами, а не сработает — писать в газеты! В прокуратуру! Путину! В Европейский суд!
И тут я заснул, потому что ничто так не вгоняет в сон, как надежда найти управу на несправедливость посредством доброго царя…
Приехав в Питер, однако, я убедился, что в главном мои попутчицы были правы. Система записи первоклашек в школу с 2013 года действительно изменилась. Если раньше единственным официальным путем была запись с 1 апреля в порядке живой очереди, по принципу «кто первым встал — того и тапочки», то теперь все начинается с 1 марта, но записывают только детей с регистрацией в микрорайоне, а всех прочих с 1 августа. Если, конечно, останутся места.
Об этих грандиозных переменах сообщала популярная фрондирующая газета «Мой район», и на всех интернет-форумах полыхали костры родительских амбиций.
Потому как старая система была хорошо освоена и сводилась к тому, что нужно иметь знакомых, деньги и точное знание, как, кому и сколько платить (через кассу детсада или в качестве спонсорской помощи школе). А с новой был сплошной туман.
Меня даже успели на бегу спросить, какой вариант, старый или новый, мне кажется лучшим. И что было отвечать? Я сказал, что бесполезно обсуждать, какую доску прибивать к дырявой бочке, если у нее отсутствует дно (и этот вариант ответа мне вообще кажется единственным в любой современной российской дискуссии).
Проблема понятна: желающих попасть в школу, слывущую хорошей, всегда больше, чем в этой школе имеется парт. А русское решение этой проблемы состоит в поиске кривой козы, на которой проблему можно объехать. Спонсорство, взятки, блат — что угодно, но только не законопослушание, потому что в России закон всегда кривее самой кривой козы, а жизнь по закону может и вовсе скрутить в бараний рог.
Не сказать, что проблема (не козы, но нехватки мест) является исключительно школьной. Она есть и в высшей школе, но там хорошо известны варианты решения: единый госэкзамен, вступительные экзамены, собеседование. Есть и французский путь, когда принимают в университет заведомо с избытком, благо, что высшее образование во Франции почти бесплатное, а затем начинается естественный отбор.
Но высшее образование — штука добровольная, в то время как школа для всех обязательна. Кроме того, знания 17-летних можно оценивать, а шестилеток — как? Четверть века назад, когда в первый класс шел мой пасынок, в его гимназии ввели вступительное собеседование, и Митя его не прошел: на вопрос о любимом композиторе ответил, что это «дядя Юра Ханин», о существовании которого собеседователь понятия не имел, и жена в поисках козы бегала по знакомым в районо и в итоге нашла.
И вот эта русская (не)задача — распределения пряников по справедливости в условиях дефицита — выглядит неразрешимой, потому что пряники хоть можно разломить, а школьные места никак.
А пишу «русская», потому что у нас, не видя решения задачи, полагают, что вообще нигде в мире решения нет.
Между тем в американском городе Чикаго действует сеть публичных школ (400 тысяч учеников!), которая давным-давно решение в подобной ситуации нашла. Есть публичные школы и в других городах США, но чикагские известны благодаря американскому экономисту Стивену Левитту, сумевшему математически вычислить махинации с местным вариантом ЕГЭ — тестом ITBS, а также благодаря журналисту Стивену Дабнеру, написавшему совместно с Левиттом книгу «Фрикономика», которая дала старт целому направлению «экономика в стиле фанк».
Как вы думаете, как справляются в Чикаго с проблемой избытка претендентов при дефиците мест? А очень просто: там вносят в списки всех, а потом бросают жребий.
Потому что когда задача справедливости неразрешима для человека, остается доверить ее решение тому, к кому претензий в предвзятости не предъявить.
В условиях, когда никто никому не верит, когда никто не хочет равенства и все надеются на исключение, на силу блата, власти и денег,— такая довольно древняя штука, как жребий, остается единственным средством.
Впрочем, в петербургских органах образования с этим могут и не согласиться.
Остается одна рекомендация: господам чиновникам следует прочитать «Фрикономику»
